[tipatov]

Можете прочитать сказку Карлиса Скалбе "Кошкина мельница"
по которой сделан фильм "Мельница Кота"

Кошкина мельница
Карлис Скалбе (перевод Ю.Каппе)

Седой старик в тулупе вышел из оде*того инеем сада и оглянулся. Он смотрел сквозь яблони, осыпанные легкими ледяными блестками, тре*петавшими в вечернем румянце, как бледный налет пепла на пылающих углях. Густо-алый закат задержался на его лице. Это было злое лицо старика. Его усы и борода походили на длинную серебряную бахрому, обмерз*шую голубыми и зелеными бусинками льда, а закат добавил туда еще и красных. Это старый Лаускис, изгнанный отец хозяина, слишком рано отдавший усадьбу в руки сыну. Он появлялся лишь в силь*ную стужу, когда все ветки бывали закованы в тон*кий ледок, и красный солнечный закат, словновспышка гнева, подстерегал под яблонями и за углами построек его красное лицо. Гляди-ка, вот старик замахивается так, что растрепался заинде*велый клок волос на затылке, и всаживает топор в угол клети. «Ой!» — воскликнуло бревно, и сердце его разбилось вдребезги! Оно лопнуло со скорбным стоном, как струна кокле, — кот остановился на дорожке, что вела из избы в клеть, и прислушался, подняв лапку. «А-а, старый отец хозяина опять развоевался», — проговорил кот, заметив Лаускиса, который, злобно озираясь, удалялся с топором на плече. И яблони, словно напуганные, стоят недвиж*но и безмолвно, и ни единая веточка больше не смеет вздохнуть.

«Надо бы в клеть пойти, — думает кот. — Хо*зяйка бранится: «Чего спишь! Поглядел бы, чем мыши в клети заняты!..»

«Надо, надо сходить, чтобы не срамили», — ду*мает кот.

Поднял одну лапку — зябнет, поднял другую — зябнет.

Дровосеки выпрягли лошадей, идут в избу, ра*достно похлопывая ручищами в узорчатых вареж*ках.

— Ты пойдешь мышей ловить или нет? Чего вертишься под ногами...

Кот отскочил с дорожки и уселся в снег. «Поди-ка, полови в такую погоду, если у тебя ни рукавиц, ни чулок!» И он тихо крадется за скрипучими пасталами дровосеков. Когда дверь уже захлопывалась 'за последней обмерзшей пасталой, он мягко и бес*шумно, как клубок, перекатился через порог в избу.

И пока большие опухшие ноги дровосеков устало топтались около двери, кот уже уселся на лежанке.

— Ну, скажи, что проку от твоих ног? — про*говорил румяный комочек соли, оставшийся от осенней засолки мяса и неподвижно лежавший на печи еще с первого снега. — Давно ли ты выбежал во двор и вот уже снова подставляешь мне свой бок. Гляди, а я вот одной головой обхожусь. Это все потому, что я — соль земли.

— А чем плохо тряпкам за печью? — загово*рили тряпки, сохшие на бечевке. — За день нара*ботаешься, а когда стол и посуда перетерты, грейся себе за печкой до утра. У-у, зато не дай бог, если тебя намотает на ноги какой-нибудь бродяга и бу*дет таскать по свету в этакую погоду.

— А я зимой люблю зажмурить глаза, — про*шипел пузатый белый чайник и выпустил через носик пар, — зажмурить глаза и мечтать. Я вижу страны, где цветет чайный куст, вижу синее одеяние императора, на котором качаются золотые цветы. Я вижу, как их колышет летний ветер. Император идет садом в свою алебастровую беседку. Там его ждут двенадцать дам, двенадцать желтых чайных роз, с раскосыми, хмельными от грез глазами. Они пьют чай из фарфоровых чашек с нарисованными на них крошечными дамами. У них раскосые, златокарие глаза, которые видят лишь легенды. Тогда импера*тор зовет придворного сказителя и велит ему рас*сказывать предания о драконах и богатырях. И когда двенадцатиглавый дракон вбивает героя по грудь в землю, — двенадцать дам склоняют двенадцать темных головок на тонкие желтые ручки и томятся и дрожат, пока богатырь не отрубит дракону все двенадцать голов. Я мог бы рассказать много ска*зок, но все они пришли из Китая. Мурлыка, рас*скажи ты.

Кот выгнул спину горбом, поджал под себя за*стывшие лапки и задумался.

— Котик, котик, расскажи сказку, — стал про*сить маленький Дидис, прижавшись щечкой к дро*жащему затылку кота. И когда Дидис уселся рядом с ним на лежанке, кот начал:

— Когда-то в доброе старое время, у одной кошки была мельница. Днем и ночью молола она: мурр, мурр, мурр... Были там и ореховые постава и миндальные постава, это было в старое доброе вре*мя, в те славные годы. Хмель на стене мельницы был слегка припорошен мучной пылью; бечевки, по -которым он вился, вечно тряслись от громыханья мельницы. В окошко со старым зеленым стеклом поглядывали гномы — не едут ли мукомолы. Сама мельничиха расхаживала в белой шубке и считала мешки — мешки с орехами и миндалем. Вечерами во всех окнах сияли золотые огни. Гудели жернова, свирелью журчала вода, и кошкины дочки отплясы*вали с молодыми соседями. У них были продолго*ватые золотые глаза, коготки их были хорошо спря*таны в розовых лапках. Веселее всего там бывало на рождество.

В белой мельнице стояла зеленая елочка с золо*тыми орехами и мерцающими свечками. А гномы сидели в углу около мешков с мукой, молча дер*жали в своих шершавых руках белые глиняные трубки, покачивали головами и говорили: «Вот это да-а!» А когда, потрескивая, вспыхивала иголочка хвои и синее пушистое облачко дыма взлетало и таяло в воздухе, разнося нежный аромат, как воспоминание о лете, то они молча утирали глаза. Потому что они были добрые человечки и все при*нимали близко к сердцу... Однако те времена мино*вали. К кошкиным дочерям стали наезжать женихи, и она хотела дать за дочками богатое приданое. Она занимала под мельницу деньги у черного кота, который был очень богат и сторожил в подвале старого замка чертовы сундуки с деньгами... А когда она повыдавала всех своих дочерей, то от мельницы у мельничихи осталась лишь ее белая шубка. Пришел черный кот с расписками и взял в заклад ореховые и миндальные постава. Но кошка так и не смогла расплатиться с долгами, и черный кот забрал мельницу. Ночью он перешел из подзе*мелья замка на мельницу вместе с денежными сун*дуками, которые тащили шестеро чертей, выпучив глаза — до того они были тяжелы! Добрые чело*вечки — гномы в страхе разбежались по старым мышиным и ласочьим норкам, растеряв на сту*пеньках свои деревянные башмаки. А ночью на мельнице шел пир горой. Черти отплясывали с ведьмами, и утром хмель у окошек повис опален*ный — ведьмы, улетая, обожгли его своим огнен*ным дыханьем. Неприветливо стала теперь выгля*деть мельница. Глухо и мрачно урчит вода под обоими мостами, и весь честной народ объезжает мельницу кругом.

Ту ночь кошка переспала в стоге сена. Утром, помывшись, она задумалась — куда теперь идти? «Так разве нет у меня родни? — сказала себе кошка и выгнула спину. — Что долго раздумы*вать? Пойду к родне, с ней не пропаду». И пошла кошка в барскую усадьбу. Там ее зять служил ключником при погребе.....
http://www.artcross.com.ua/forum/index.php/topic,1280.msg6945.html#msg6945